Эстебан.

[Альтамура]

Ну-с, поелику мне Гудвин разрешил... начну-ка бомбардировать сей форум своими креосами!
Сразу скажу - на звание писателя не претендую, все креосы ваяю исключительно с целью развлечь себя и узкий кружок наиближайших... А если получится развлечь кого-то ещё - дак это ж клёво!


Лариска ехала с работы домой в полупустом автобусе. Пригорюнившись, глядела сквозь запылённые стёкла на тёмные массивы домов с блёстками окошек. Резкие очертания скучной городской застройки скрадывались мягкой тьмой, и казалось, что дома - и не дома вовсе, а округлые глыбы неизвестного, может быть, драгоценного минерала, разбросанные по холмам. Электрическое свечение в окнах усиливало ювелирную иллюзию. Как там называется тот камень с искорками? Лариска не помнила.

Дома её никто не ждал. Ни мужа, ни детей, ни хоть какой завалящей кошки у неё не было. Ни души. Только одиночество. Правда, был интернет, были подружки по форуму, с которыми она, однако, встречалась очень редко в своей грустной реальности. Так, в сети потрындеть - лишь на это они годились. У всех своя жизнь, мужья, дети, кошки, собаки. А у Лариски только сослуживцы; все до единого - уроды и старые кошёлки.
Вот пятница сегодня, у всех настроение приподнятое, будто праздник - а ведь и есть праздник! Впереди два дня в кругу семьи, близких, друзей. Кто в баню собирается, кто на шашлычок, кто и на день рождения к родне. Ларискина родня далеко: мама да тётя в маленьком посёлке за тыщу километров отсюда. Тоже одинокие. Прямо судьба такая, проклятая - венец безбрачия!
Любви хотелось. Или хотя бы просто мужика в доме.
Лариска пробовала анкету вешать на сайте знакомств, да, видно, не умела заинтересовать собой кавалеров. Если и писал кто, то так, оскорбительное предложение сделать.

Зашедши в квартиру, Лариска бросила на пол сумку и заплакала. Сколько вечеров она провела здесь, разглядывая яркие журналы и мечтая, что вот, сыщется принц детской мечты, увезёт её отсюда к солнечным берегам, надарит бриллиантов, рубинов и хорошеньких шубок числом три штуки (парадная, не очень парадная и повседневная). И будет ей руки вечером целовать при свечах.
Впереди - два пустых дня. Можно, конечно, квартиру убрать, собой заняться (педикюр уже месяц не делала, да и масочку на лицо надо), сготовить чего... А для кого готовить? Для кого масочку? Да и убирать, честно говоря, не для кого - не для себя же!
Лариска плакала, осев на пол в тесной прихожке; скулила даже тихонько, как щенок бездомный.
Наплакавшись, решила душ принять. Говорят, домой придя, помыться надо - мало ли, какие злые взгляды на неё налипли. Может, оттого и муторно так на душе. Вон, Имельда, подружка форумская, тоже ведь одинока! А ничего, цветёт и пахнет. Шутит постоянно. Правда, у Имельды два брака за плечами, а у Лариски ни одного. Давно, ещё студенткой, жила она с одним парнем, с Аликом, да не сладилось что-то. Ушёл, подлец, кобелина рыжий. И с тех пор - никого. Бывали случайные, да надолго не задерживались. А последние три года - вообще никого. Ни одного.
Взвыв громко от нестерпимой жалости к себе, Лариска засучила по полу ногами в пыльных туфлях, тут же подумала о том, как глупо выглядит со стороны - и примолкла. Встала, сумку подняла, туфли скинула. В душ надо. Тоску смывать. Да и ещё кое-что можно там...

У неё какая привычка была - пустить воду горячую, чтоб вся ванна набралась, соли можно душистой кинуть, или пену сделать, да лежать за закрытыми дверцами душевой кабины. Пар клубится, аромат приятный - чем не баня? Полежишь так, ни о чём не думая, с часик - вроде легче становится.
Лариска лениво водила в воде руками, шевелила пальцами на ногах... Ах, если бы сейчас можно было кликнуть "Милый, спинку потри!" - и пришёл бы кто-нибудь, с сильными руками, потёр бы спинку, да ниже, ниже, забрался бы туда игривой рукой... Сам бы в ванну залез, прижался бы...
Лариска встала в озерце горячей воды, закрыв глаза, наощупь включила душ и, будто сама не замечая, что делает, принялась ласкать свои местечки упругими струйками. Ах, хорошо... Но ведь большего хочется! Слёзы опять поползли из-под сожмуренных век. Хочется живого тела, живого! Вон, в шкафчике у кабины лежит Михаил, можно и его сюда, к душу, взять - да ведь не то совсем будет…
Михаилом Лариска называла искусственный мужской орган, который, страшно смущаясь, заказала как-то по интернету (Имельда посоветовала, дала ссылку на секс-шоп один, проверенный). Посылка пришла нескоро; Лариска вся извелась. А ну как обманули? Но нет, прислали-таки. Разодрав коробку, она достала из вороха целлофана розовый, в прожилочках, даже с яйцами! Так он уверенно изогнут был - но слегка лишь - такой солидный вид имел, что у Лариски сразу имя придумалось: Михаил, как ещё скажешь?
С тех пор полтора года прошло, и страсть Ларискина к Михаилу как-то остыла. Отношения их стали дежурными, будто у врача на приёме. Никакой романтики.
Она всхлипывала и ласкала себя. Ужасно распалилась. Открыла глаза, чтобы насадку на душе переключить - да так и остолбенела. Подумала: "Мамочки..." - и больше ничего не смогла помыслить. В клубах пара, наполнявших пространство душевой кабины, прямо в воздухе, ни к чему не прикреплённый, висел... мужской <тут автор ругнулся>! Даже не висел, а... торчал! Да-да, торчал, изготовившись, прямо на Лариску смотрел! "Мерещится... дура, совсем уже" - бессвязно подумала Лариска, продолжая таращиться на дивное явление.
Должно быть, около двух минут она так простояла, держа душ в одной руке, а другой вцепившись в ручку на дверце. <тут автор ругнулся> не шевелился. И не исчезал. Мелодично шуршала вода. Потом Лариска отпустила ручку, её ладонь медленно начала двигаться по направлению к невесть откуда взявшемуся крепенькому, смугло-розоватому эрегированному пенису. Ей было страшно: с ума сошла; а если не сошла? Откуда здесь, в душевой кабине, мог взяться живой <тут автор ругнулся>? Значит, всё-таки с ума сошла; но потрогать надо. А вдруг она притронется, а он будет там? По настоящему будет? Горячий… с нежной кожицей… Но как так может быть отдельный <тут автор ругнулся> без мужика?! И, уже не думая особо о последствиях, Лариска решительно взялась за ствол. Полузабытое ощущение в руке, эта тяжесть и объём, мигом всё расставили на свои места: она сбрендила от одиночества и недоласканности – вон, глюки какие подробные. Или… не глюки? Вопрос о реальности <тут автор ругнулся> следовало решить незамедлительно. А как? <тут автор ругнулся> меж тем спокойно пребывал в её руке, а потом вдруг дёрнулся! Лариска, взвизгнув, единым махом выскочила из кабины, подскользнулась мокрыми ступнями, чуть не въехала башкой в шкафик – прибежище Михаила – и вылетела в зачаточный коридорчик, соединявший прихожку и кухоньку. Ринулась к сумке искать мобильник, звонить… Уже расстёгивая трясущимися пальцами молнию, подумала – а кому звонить-то? Кто ей поможет? «Люди в беееелых халатах… Люди в бееееелых… Халатах!» - пронеслась у неё в голове полузабытая песенка.

[Альтамура]

Так, надо успокоиться. Глубоко вздохнуть, ещё раз вздохнуть. Тут всё её тело пробила дрожь: кожа мокрая, а в прихожке сквозит. Ощущение холода помогло сосредоточиться и как бы включиться в реальность. Лариска решила вернуться в ванную и посмотреть, на месте ли… ну, этот. Почему-то стараясь ступать неслышно, подкралась к открытой двери, медленно заглянула внутрь… Запотевшие стёкла кабины были испещрены струйками стекавшей воды, и от этого казалось, что <тут автор ругнулся>, продолжавший висеть внутри, чуть пошевеливается. Не может быть такого подробного глюка! Нет, с фантазией у Лариски всё в порядке, но не настолько же! Она ведь в руке его держала! В общем, надо потрогать ещё раз. Она подошла к кабине, уже спокойно. Она ведь хозяйка тут, верно? В голове, впрочем, была мешанина мыслей и образов. Можно ли его сдвинуть? А если так и останется висеть? Приходят (ну, вдруг?) гости, пьют, идут в туалет и видят в душевой кабине висящий <тут автор ругнулся> – санузел-то совмещённый. Что о ней подумают? А если никто ничего не увидит? Это ещё хуже. Или лучше?
Лариска протянула руку и снова решительно взялась за <тут автор ругнулся>. Слегка потянула на себя. К её удивлению (удивлению ли?), орган легко подался. Он чуть пульсировал в руке. И висел на такой высоте, как если бы в кабине стоял настоящий мужчина (жаждущий Ларискиной жаркой сокровенности). Лариска осторожно тянула <тут автор ругнулся> на себя; тот плыл в воздухе легко, как будто ни к чему не был прикреплён. Значит, разрушилась одна из её подспудных версий (четвёртое измерение, тайный волшебный поклонник явился к ней – целиком не смог – так послал хуёк). А если и правда, поклонник? Ну, значит (судя по тому, как легко двигается орган в Ларискиной руке), он последует за ней всюду, куда бы она ни шла. Это ж… это ж! Лариска мечтательно подвела руку с доверчиво покоившимся в ней членом к себе и прикоснулась его головкой к своему мокрому (вполне ещё подтянутому, да!) животу. Тёплый. Да что там! – горячий! Она улыбнулась. Потянула Его чуть ниже, поплыл. Пощекотала головку о волосики, ой, опять дёрнулся! Мамочки! Значит, нравится. Она попробовала чуть-чуть подвигать ладонью по стволу – совсем, как с живым мужчиной! Отпустила руку – висит (ну, торчит). Ой, а как он выглядит, ну, там, где прикрепляться должен? Как-то она об этом не подумала. Заглянула <тут автор ругнулся> в тыл, заранее боясь увидеть кровяной срез плоти – однако, там была обычная кожица. Хм.
Снова взялась, опять подвигала крайнюю плоть, растянувшуюся по эрегированному органу. Туда-сюда, туда-сюда. Так, здесь неудобно; да и замёрзла уже. Оставив пока Его висеть в воздухе (ей показалось, что <тут автор ругнулся> как бы огорчённо чуть слегка поник, когда она оставила его), Лариска снова залезла в горячую воду, с удовольствием погрузилась в тепло, чуть побултыхалась, кокетливо поглядывая то на Него, то повыше – туда, где, по её представлениям, должно было бы находиться лицо предполагаемого поклонника. Хорошо, что макияж не смыла. Она ещё вполне ничего, только без макияжа бледновата.
Промывая свои сокровенности, Лариска ощущала растущее возбуждение. Ох чёрт, даже дышать тяжело. Ну всё, хватит мыться. Игриво косясь на подарок судьбы, она изящно встала, сняла с крючка полотенце и соблазнительными движениями вытерлась. Потом, сунув ноги в недавно купленные хорошенькие тапочки, властно взялась за орган и потянула его за собой. В спальню.

[Альтамура]

И потекли счастливые деньки (и ночки, и утречки, и вечерочки). На работе она не могла думать ни о чём другом, кроме Него. Да почему «Него»? Бездушный неромантичный Михаил был забыт в своём шкафчике; ныне в Ларискиной спальне царил Степан! Безотказный, всегда готовый, а главное – ЖИВОЙ. Очень удобно, что он оказался без яиц – по крайней мере, Лариске не грозила опасность залететь. Доставляло ли Степану их общение радость? Она думала, что доставляло. Иначе он бы ушёл, верно? Растворился бы, вернулся обратно в своё измерение.
Лариска прямо расцвела, это все отметили. И подружки на форуме – как заметили, сучки? Она им рассказывала о том, как познакомилась с испанцем, звать его Эстебан (Степан - было имя для домашнего обихода), у него своя вилла на Коста-дель-Соль и на новогодье он уже пригласил её к себе в гости. Внезапно стало очень неприятно общаться с Имельдой. Сучка всё вынюхивала, чем Эстебан живёт, богат ли, имеет ли на Лариску серьёзные виды, просила фотографию (и самого, и виллы в Испании). Ларискино счастливое состояние омрачала лишь (пока ещё далёкая) перспектива выкручиваться потом из своего вранья. А с Имельдой она стала вести себя холодно. Та только того и ждала – тут же набросилась на Лариску с издёвками. Почему, мол, так тщательно скрывается фото Эстебана? С чего вдруг он пригласил её только на новогодье, до которого ещё ой сколько месяцев? Откуда это Эстебан так хорошо знает русский язык? Задолбала своей дотошностью. Ну почему нельзя дать человеку пожить спокойно и счастливо? Ну какое ей дело? Подумаешь, приукрасила слегка. Виллу на Коста-дель-Соль, да и само имя «Эстебан» (это же Степан на испанском, верно?) Лариска в сериале подсмотрела, ну, нафантазировала чуток, бывает… А другие подружки всё равно ведь завидовали, испанские сувениры заранее заказывали. А Имельда – просто грымза тощая, завидущая. От зависти же выспрашивает, не хочет Ларискиному счастью поверить, королевна форумская.
Однако, с течением времени Лариске как будто стало чего-то не хватать в общении со Степаном. И, как-то вечером, отдышавшись после троекратного оргазма, она поняла, чего. Не хватало ласк. Секса было – сколько угодно. Пока Лариска была на работе, или в магазине, Степан смирно лежал в специальном, выстланном изнутри мягко ларчике – она его купила через три дня после их знакомства; а до того на подушечку клала, на тумбочку прикроватную. Когда возвращалась – если было желание – доставала его, готового всегда, и принималась услаждать себя, закрыв глаза и представляя Киану Ривза. Тык-тык. Тык-тык. Тык-тык-тык! Ой, если бы у Степана ещё и руки были! И губы. А больше и не надо ничего, верно? Хотя… Немного неудобно было в процессе держать Степана в руке, иногда он выскальзывал из влажной ладони в самый ответственный момент – а без руки двигаться не мог. Лариска уже думала – может, приклеить какую-нибудь ручку? Клеем «БФ», например, он же медицинский, вроде. Словом, опять обступили проблемы, ох. Но всё же было лучше, чем с Михаилом… Или нет?
Но однажды (в пятничный вечер!) возникла проблема. Раскрыв ларчик, Лариска вздрогнула: на мягкой подстилке лежал привычный, знакомый Степан, да не один. Там, где положено (у живого мужчины), располагалась ещё и увесистая волосатая мошонка. Чёрт! Значит, он теперь сможет кончать! Только залёта не хватало, а презервативы она терпеть не может. Значит, придётся начинать пить таблетки. Интересно, какие сейчас самые модные? Лариска кинулась на форум, создала тему. Мол, хочет приучить заранее организм к жаркой встрече с Эстебаном (она раньше уже описывала, какие страстные беседы они ведут в аське), да и грудь от таблеток наливается. Имельда так и скривилась: рассказы Лариски получили чуть больше, чем удовлетворило бы Имельду, правдоподобия. И все подружки начали горячо обсуждать, какие нужно выбрать таблетки, чтоб не потолстеть и не испортилась кожа. Честное слово, с Лариской возились так, словно готовили на выданье (а некоторые увлечённые именно так и думали). Уже и про свадебные европейские моды поговаривали.

Но мошонкой дело не ограничилось. Где-то через полторы недели Лариска, оставив покорно торчащего в воздухе над её кроватью Степана (а снизу, как полагается, яйца болтались), побежала в туалет – приспичило внезапно. А вернувшись, увидела, что недалеко от её верного дружка застыли… две мужские ладони! Когда первая оторопь прошла, она внимательно оглядела их – ничего, симпатичные. Вон, волоски на тыльной стороне чуть рыжеватые, ногти коротко стриженые. Коснулась – тёплые. Ощутив её прикосновения, ладони задвигались: одна легла на яички и принялась их поглаживать, а вторая, описав в воздухе полукруг, опустилась на Ларискину ягодицу и чувствительно-приятно, по-хозяйски так, её сжала. Лариска так и взвизгнула, от испуга и счастья одновременно. Неужели мечты сбываются?! Ладони ласкали. Потом, когда легли, одна из ладоней ловко ухватила пенис у основания и ввела его в трепещущую Лариску. И начала двигать. Ой, мамочки, хорошо-то каааак! Степанчик ты мой родненькиииий! Лариска ахала и охала, и стонала, счастливая, раскидав освободившиеся, наконец, руки, по постели. А кавалер наяривал.
Теперь в списке мечт оставались только губы (ну, ещё вилла на Коста-дель-Соль, но это уж совсем несбыточно; Лариска это прекрасно понимала и задвигала ту мечту подальше от самой себя). Представляя, как это будет, когда однажды вечером она придёт, а у Степана вдруг появятся яркие, полные, чувственные губы, она прямо таяла. Несомненно, он будет хорошо целоваться. И соски ей посасывать, и там тоже. А поцелуи в спину между лопатками! Там как раз такое чувствительное местечко. И в шею сзади. И… и… И тут явилась не совсем приятная мысль: если у Степана появятся губы – не захочет ли он ими есть? И говорить? А что он будет говорить? И как она ему будет отвечать? Ушей-то нет. А если и уши появятся? Нет, что-то пошло не так. Чёрт с ними, с губами; рук и <тут автор ругнулся> вполне достаточно. Лариска надеялась, что на этом выявление таинственного поклонника из четвёртого измерения остановится.

[Альтамура]

Но надеждам её не было суждено сбыться. Правда, губы не появились, зато появились ягодицы. Честно говоря, Лариска даже обрадовалась. Конечно, было немного странно видеть всю эту конфигурацию из отдельно торчащего пениса с привешенной мошонкой, отдельно же расположившихся мохнатых ягодиц (их «тыльная», так сказать, сторона была, как и «срез» пениса, покрыта гладкой кожей) и порхающих вокруг всего этого рук. Но с другой стороны, от этого прямая выгода: во-первых, теперь Степан перестал нуждаться в помощи своих рук. Видимо, материализовавшиеся в нашем мире ягодицы каким-то образом делали возможными передачу движений неощущаемого таза прикреплённому к нему и явленному уже Лариске пенису. Во-вторых, можно было оплести Степана во время любви ногами, и даже подталкивать его, задавая приятный ритм и ощущая внутренними сторонами икр тёплую мохнатость. Интересно, а у Киану Ривза тоже мохнатые ягодицы?
Немного беспокоили, конечно, вопросы интимные. Как Степан ходит в туалет? Лариска ни разу не замечала за ним такого. Получается, что кушал он в своём родном измерении, там же всё съеденное и оставалось? Хм. Иногда Лариска жалела его немножко: бедненький, терпит такие неудобства из-за любви. А может, они и не кушают, как люди. И в туалет не ходят, как люди. Проверить, есть ли у Степана между ягодиц анус, Лариска почему-то стеснялась.
В конце концов, всякое может быть. Наверное, питаются энергией солнца (или какая там у них звезда светит).
Вообще Лариска начала считать себя везунчиком. Вон, у форумских подружек мужья – козлы козлами. Вонючие, грубые, ленивые. А Степан? Днём смирнёхонько лежит на кровати (в ларчик, понятное дело, он уже не помещался), вечером (или ночью) ублажает Лариску. Жаль только, по дому ничего не делает. Лежит и лежит себе; хорошо хоть, есть не просит. И одевать его не надо. Но всё же жаль… Иногда, лаская ягодицы, лежащие рядом, она жалела, что не может поднять руку выше, провести вдоль сильной спины с длинной ладной выемкой посерёдке… Потрогать лопатки, пощекотать, может быть. И когда любовь у них – тоже ведь хочется, чтобы за шею можно было обнять, подтянуться, прижимаясь к мохнатой груди сильного тела, притянуть его к себе, ощутить, как давит оно на неё – благословенная тяжесть! И плечи, плечи крепкие, всё выдерживающие. Вспоминала, как на Алика запрыгивала с разбегу, визжа задорно и повисая у него на плечах и шее, оплетая ногами стройное тело, как дерево.
Но всё равно она везунчик. И ей все завидуют. И даже если б знали, как на самом деле – всё равно бы завидовали.

Недели шли, лето незаметно сгущалось в осень. Процесс явления потустороннего кавалера продолжался. У него появились ноги. Честно говоря, были они не ахти – короткие и кривые, да ещё заросшие волосами какого-то ржавого цвета. Однако, обретя ноги, Степан приобрёл приятную подвижность: теперь он не лежал на кровати, безучастно вминаясь ягодицами в пышное одеяло. С приходом Лариски он поднимался и сновал за ней по всей квартире, то и дело щипля за задницу и хватая за сиськи, пока она мыла посуду.
Потом всё-таки явились губы. Довольно средние губы (не как у Кеану Ривза). К счастью, из них не раздавалось ни слова, даже дыхания не было слышно. Целовались они не так хорошо, как мечталось Лариске ранее, но в поцелуях ли смысл жизни? Зато игриво хватали за ушки и чмокали в шею.
А потом! Потом пришла спина! Правда, была она не так уж мускулиста. И, если честно, выглядела не очень – вся в коричневой пигментной сыпи. И на боках её кожа была… дрябловатой. Ну, как у сорокалетнего мужика примерно – но всё же не так, как у старикана какого-нибудь. Лариска даже корила себя за придирки – он ей так верен, так деликатно являет себя по частям, чтоб она могла к нему привыкнуть – а она губы кривит. Хотя мог бы и… не так разбросанно выявляться. А то что? – никакой логики: сначала ноги, потом губы. И как это всё соединить? Нелепица ведь.
После спины как-то очень быстро прилепились на полагающиеся места: грудь (ух, мохнатущая; Лариске нравились такие), предплечья к ладоням, шея над грудью, уши. С ушами Лариска не знала, что и делать. Как-то они стесняли её, что ли? Она привыкла уже к тому, что Степан – нечто вроде биоробота. Живого предмета. Но может ли быть предмет – с ушами? Много думала она в эти дни. Напряжённо, прямо как философ какой. Смутные мысли бродили в голове.

Чем неприятнее становилась погода (слякоть, сырость, мерзость), тем мрачнее становились Ларискины мысли. Уже и секс не так радовал. Как-то поймала себя на мысли, что с тоской вспоминает о том времени, когда у неё был только Михаил. Тот, по крайней мере, не таил в себе… пугающей неизвестности. Если дальше так дело пойдёт (а оно пойдёт), Степан воплотится здесь полностью, и что тогда? Каким он будет? А что с паспортом делать? Кормить его как? Одевать? В люди выводить? Ларискиной зарплаты вполне хватало на саму Лариску, но Степан? Куда его пристроить? И захочет ли он – кое-кто из её форумских подружек мучился, содержа своих ленивых кобелей, просиживающих диваны перед телевизором с пивом и чипсами; гении непонятые. Словом, проблемы грозили утопить Лариску с головой.

Она почти не ощутила разочарования, когда обнаружила однажды утром притулившийся к ней обширный живот (всё с той же ржавой шерстью), переходивший в заметно отвислые бока. Плечи были узковаты, бицепсы не имели ничего общего с одноимёнными великолепными формами завсегдатаев тренажёрного зала. Тёплый пенис с шелковистой кожей, наивно-уверенно глядевший на неё тогда, в душевой кабине, вспоминался, как что-то чудесное, бывшее с ней очень давно – чуть ли не в детстве.
И только голова, лицо оставались ещё неизвестными. Над шеей витали губы, повыше располагались уши. Лариска, конечно, пыталась говорить со Степаном, задавала вопросы – но, судя по всему, оставалась неуслышанной. Губы не отвечали. И он всё ещё продолжал питаться то ли солнечной энергией, то ли ещё чёрт-те чем. Дыхание, впрочем, иногда появлялось (живот мерно вздымался и опускался; толстый, с глубокой ямкой пупка, заросший волоснёй).
Она приходила домой, вяло вырывалась из рук, облапивших её, и включалась в ежевечернюю рутину. По выходным смотрела телевизор, иногда занималась сексом с безголовым телом, спрашивая себя, точно ли она не сошла с ума?
Так продолжалось довольно долго. Словно Степан готовил её к последнему, самому главному воплощению. Или готовился сам? Наверное, голове перескочить в этот мир труднее всего, там ведь мозг…

[Альтамура]

Лариска ехала домой с работы в полупустом автобусе. Пригорюнившись, глядела сквозь заиндевевшие стёкла на десант белых мух, деловито спускавшийся на город. Резкие очертания городской застройки скрадывались белёсой дымкой. На душе было уныло – дома её ждал Степан. Сегодня была пятница, значит, впереди два дня в маленькой квартире с безголовым чудовищем. Наверное, надо зайти на форум и «признаться, наконец», что с Эстебаном они расстались. Он предложил ей невозможное, извращенец проклятый. И никуда, ни в какую Испанию она не едет. И расплакаться прилюдно, поверяя подружкам боль разбитого сердца. И даже Имельда её пожалеет, не такая уж она и сука.
Она вошла в квартиру, расстёгивая на ходу пальто. Из тесной прихожки увидела, что Степан сидит на диване, одетый в пижаму, купленную Лариской ещё в начале осени. И ждёт её, широко улыбаясь плохими, подгнившими зубами. Маленькие кабаньи глазки. Нечистая кожа. Багровый нос записного любителя зимней рыбалки с «подогревом». И окружённая ржавым пухом, усеянная коричневой сыпью плешь.
Он сказал:
- Вот и ты, шмалечка моя. Тут бы водочки купить, а? Свиданьице-то… спрыснуть… Ух, ты ж моя сисечка! Замёрзла, поди? Ну ничо, ничо, до магаза добежишь.
Она ответила:
- Здравствуй, Степанушка. Вот и ты. Щас, сбегаю быстренько, - мысленно прикидывая, сможет ли она незаметно добавить в водку снотворного; уснёт ли Степан достаточно крепко, чтобы не почуять подушку на своём лице и получится ли у неё втащить его в душевую кабину, чтобы разрубить там топором.
А потом разложить по чёрным пакетам и вынести мусор.

[Виталина]

Правильно говорят -думай .что желаешь .вдруг исполнится ))) ЖДЕМ ПРОДОЛЖЕНИЯ ! )))