О флирте искусном замолвите слово

[Маno]

Игорь Иртеньев.

Женщины носят чулки и колготки,
И равнодушны к вопросам культуры.
Двадцать процентов из них - идиотки,
Тридцать процентов - набитые дуры.
Сорок процентов из них психопатки,
В сумме нам это дает девяносто.
Десять процентов имеем в остатке,
Да и из этих-то выбрать не просто.

Тамара Панферова. *Oтвет Иртеньеву*

Носят мужчины усы и бородки,
И обсуждают проблемы любые.
Двадцать процентов из них - голубые.
Сорок процентов - любители водки.
Тридцать процентов из них - импотенты,
У десяти - с головой не в порядке.
В сумме нам это дает сто процентов,
И ничего не имеем в остатке.

Эрнст. Ответ Иртеньеву и Панферовой*

Сорок процентов из тех, что в колготках
Неравнодушны к любителям водки.
Любят порой голубых психопатки,
Правда у них с головой не в порядке.
Дуры всегда импотентов жалели
А идиоток придурки хотели.
В сумме, конечно же, нас - сто процентов:
Дур, идиоток, козлов, импотентов...

[Маno]

[Маno]

Прогуляться вдвоём по городу,
В час, когда отдыхают люди...
Мы с тобой бесконечно молоды,
Потому что друг друга любим.

А стареют ведь не от возраста –
От отсутствия глаз любимых.
От нехватки объятий, попросту,
Без поддержки необходимой...

По привычке живя, как роботы,
Выполняя лишь то, что надо,
С сердцем дружба потом расколота.
Жизнь такая сравнима с адом...

Так давай же делиться радостью
От любви, что в сердцах сияет.
Никогда не боялась старости,
Ведь в любви её не бывает!!!

На подушке одной состариться –
Это счастья награда лучшая.
Мне с тобой эта жизнь так нравится,
Даже если всё небо с тучами...

А у ночи на звёздном вороте
Отраженье счастливых судеб.
Мы с тобой бесконечно молоды,
Потому что друг друга любим...

 Ирина Самарина-Лабиринт

[Фракиец]

Смотреть видео

[Ирина Irina]

Ирина Александр: литературный дневник
***
Секунду назад было нежно и тихо,
Летали, шептали, любили, затихли –
И так без конца.
Секунду назад было нежно и сладко,
Ты спал, я тобой любовалась украдкой,
Касалась лица.

Я падаю с неба сгоревшей кометой,
Я лбом прижимаюсь к стеклу до рассвета,
Твой смех на повторе в моем диктофоне
И важное что-то ты просто не понял.
Зачем мне теперь красота?
Я без тебя сирота…
И запах сандала, и запах скандала,
Пустое шоссе, пять минут до вокзала,
Мы страны делили все поровну вместе,
Но в них без тебя мне не интересно.
Зачем мне теперь красота?
Я без тебя сирота

Секунду назад было столько впервые,
Захлопнули двери в нелепом порыве…
Апрель не помог.
Секунду назад оборвали все нити,
Я больше не верю в любовь,

[aslav]

Ночью перед подъездом на асфальте появилась надпись «Зайка, я люблю тебя!». Белой эмалевой краской поверх небрежности трудов дворника. Все шестьдесят женщин подъезда зайкового возраста (от десяти до 60 лет) в это утро выглядели загадочнее черных дыр космоса. По лицу каждой читалась абсолютная уверенность, что послание адресовано именно ей.
– Как это трогательно, – умилилась одна из женщин. – Настоящий мужчина и романтик растет. Я-то думала так сейчас не ухаживают.
– И не говорите, – подхватила другая. – И только одна единственная знает, что это написано только для нее.
– Уж она-то точно знает! – залилась румянцем первая. – Но не расскажет никому.
– Эт моей Машке писали, – заметил мельком отец одной из гипотетических заек.
– Ну, ну. Ошибок-то нет! – возразили женщины. – Запятая, где положено, и «тебя» через Е, а не через И.
– Ну так и почерк ровный, – возразил уязвленный отец. – Не слепой человек, видимо писал. Так что и не вам, вероятно.
Так, слово за слово, разгорелся конфликт полов, поколений и социальных слоев. С мордобоем, матом и разорванными бусиками. Приехавший наряд милиции полюбовался с полчаса на побоище заек подъезда и только потом разнял всех.
С утра надпись изменилась. Кто-то уточнил данные и теперь надпись была более конкретной – «Зайка с 6-го этажа, я люблю тебя». Зайки с остальных этажей почувствовали до крайности оскорбленными в лучших чувствах.
– Это ж надо такой сволочью быть, – сообщила экс-зайка лет сорока с пятого этажа. – Разрисовывать-то – оно ума много не надо. Подарил бы цветов, что ли.
– И не говорите, – поддержала еще одна развенчанная, с расцарапанным еще вчера во имя романтики, лицом. – Взял бы, да разметку нанес вместо этих каракулей. Раз уж краски много.
Зайки с шестого этажа свысока поглядывали на всех и мечтательно смотрели вглубь себя. Эту мечтательную задумчивость не оценил муж одной из заек. Он хотел было попенять супруге на недостойное поведение, но увлекся и попинал бедную женщину к вящему удовольствию всех остальных заек подъезда.
На следующий день надпись закрасили и на белом фоне черной краской появилось «Мильпардон, ошибка. С пятого этажа зайка-то! Люблю тебя».
С шести утра начали подтягиваться зрители из соседних подъездов. И не зря. Ровно в семь, у подъезда, напрасно обиженная женщина с шестого этажа надавала пощечин своему несдержанному мужу за то, что он козел ревнивый. Мужчина виновато пыхтел и с ненавистью поглядывал на буквы на асфальте. Женщине рукоплескали все остальные женщины двора, вкладывая все свои обиды на спутников жизни в овации. Мужчины сочувствовали лицом и жестами, но сказать что-то вслух не осмеливались.
– Ишь, как под монастырь подвел всех, – вздохнул какой-то мужчина лет пятидесяти. – Нет, чтоб по секрету на ушко сказать зазнобе своей. Так нет – надо народ баламутить.
– А ты своей на ушко каждый день говори – она и не взбаламутится, – парировала соседка.
– А мне, допустим, никто не говорит ничего уже лет двадцать пять – и ничего. Не помер пока, – виновато пробурчал мужик.
– То-то и оно, – покачала головой женщина и вернулась к зрелищу.
– На пятом-то незамужних баб нету! – вдруг выкрикнул один из мужчин.
– А что ж, в замужнюю влюбиться нельзя уж никому? – взъярились женщины пятого этажа. – Рожей не вышли, что ли? Что ты молчишь, а? Твою жену уродиной обзывают, а ты? Так и будешь стоять?
Приехавший наряд полиции вызвал подмогу и уже тремя экипажами они гоготали и ставили ставки. После всего разняли дерущихся и оформили двадцать три административных нарушения за драку.
Утром на асфальте красовалось «А чего все эти курицы щеки дуют-то? Зайка-то мой – мужчина с пятого этажа. Люблю тебя, зайка!» Управдом прочел это все, ахнул, сразу вызвал полицию и четыре экипажа «Скорой помощи».
– Зачем вам четыре? – допытывалась диспетчер. – Чего у вас происходит-то там?
– У нас на пятом четыре зайки живут! – неуклюже пояснял управдом. – И все женаты. Так что поторопитесь – пострадавшие вот-вот будут.
– Ах ты кобелина! – завыли на пятом этаже и раздался шум бытовой ссоры с рукоприкладством и порчей имущества.
– Алё! – закричали все жители подъезда со двора. – Нечестно так. Спускайтесь вниз – чтоб все видели.
– Сейчас, – вышла на балкон пятого этажа женщина в бигудях. – Скорой там не загораживайте дорогу.
Санитары пронесли двоих пострадавших. Еще один зайка вышел сам, гордо осмотрел собравшихся, пригладил резко поседевшие волосы, проводил заплывшим глазом обе кареты «Скорой помощи» и сказал:
– Слабаки! Тряпки!
После чего улыбнулся беззубым ртом и упал в обморок.
– Эээ, граждане... – заволновалась толпа. – А где четвертый-то? Может надо ему на помощь идти? Может дверь выбить и отнять бесчувственное тело у этой фурии?
– Что за собрание тут? – вышел последний из заек из подъезда. – Делать вам всем нечего?
Толпа ахнула – мужчина был чисто выбрит, причесан, одет в свежую рубашку и вообще – великолепен как залежавшийся в ЗАГС-е жених.
За мужчиной вышла его жена, поправила демонстративно мужу прическу и ослепительно улыбнулась соседям.
– Верк, ты чего? Бесчувственная какая-то? – ахнули женщины.
– Чего это? – удивилась Верка. – Это ж я писала. Своему. Люблю его – вот и дай, думаю, напишу. А нельзя разве?
– Вот ты скажи – ты нормальная?!! – завизжали соседи.
– Нормальная, вроде, – пожала плечами Верка. – А вы?

[Ирина Irina]

То ли музыка устала протекать в моей крови,
То ли сердце перестало жить в иллюзиях любви.
Я ищу душевной муки, я пишу слова и звуки,
Только песню не обманешь имитацией любви.

От меня уходят те, чьих я не оправдал надежд,
Только сердцу не подходит повелительный падеж.
Я не знаю, что такое, я пишу вам с поля боя,
Я так счастлив и спокоен от несбывшихся надежд.

Посмотри, какое сердце у размеренной реки,
Посмотри, как в этом сердце тают злые ледники.

Между адом, между раем мы с тобою умираем,
Только мы с тобой не знаем, что от собственной руки.

То ли музыка устала протекать в моей крови,
То ли сердце перестало жить в иллюзиях любви.
Я ищу душевной муки, я пишу слова и звуки,
Только песню не обманешь имитацией любви.

[Фракиец]

...На каблучках бежало счастье,
в галошах шлёпал летний дождь,
в бахилах шаркали напасти,
а в чём там страсти? Не поймёшь.
Под стук сапог прошла тревога,
и в мягких тапочках - уют,
в тяжёлых ботах - зависть, злоба,
наветы, сплетни, рабский труд.
Штиблеты мерили таланты,
кроссовки верили в успех,
любовь порхала на пуантах -
она объединяла всех.

© Елена Графская

[Маno]

Когда женщина Вас разлюбила –
Она Вам не звонит поминутно,
Не сияет улыбкой счастливой,
Обнимая Вас солнечным утром.

Когда женщина Вас разлюбила –
То ее не страшат расставанья,
И теперь она даже забыла
Дату первого с Вами свиданья,

И теперь она даже не помнит -
Что вы любите больше на ужин,
И нисколько не станет ей больно,
Когда бросите взгляд равнодушный.

Почему-то так часто бывает,
И нередко у многих случалось –
Разлюбившая так привлекает,
Как влюбленной, увы, не мечталось.

Не губите любовь безразличьем,
Веря, что все равно возвратится,
В книге жизни уже разлюбившей –
Перевернутая Вы страница.

Алиса Романова

[Маno]

Мы ждём кого-то одного,
Но любят нас, увы, другие.
Порой мы дарим им пустые
Слова, объятия, тепло.

Мы все хотим уснуть вдвоём
С тем, кто душе и сердцу нужен.
И одному готовить ужин,
Гулять в тиши воскресным днём.

Мы все нуждаемся в заботе,
Объятиях, ласковых речах,
Не обращая душу в прах
И не теряя жизнь в работе.

Мы все мечтаем о любви,
Как в замечательных романах,
Без боли, фальши и обмана,
Чтоб нас так нежно берегли.

Мы ждём кого-то одного,
Но любят нас, увы, другие,
Кто сердцу и душе чужие
И кто не значит ничего...

Светлана Лыбашева

[Маno]

Любимые уходят не из дома,
Любимые уходят из души…
Проклятый телефон со зла изломан,
Ломаются в руках карандаши.

Кому звонить? Кому писать? Все тщетно.
В пустой квартире эхом бродит звук.
В углы, как в паутину, незаметно
Вползает одиночество — ПАУК.

Ты вдруг поймешь отчаянно и странно,
Что ты один! Один среди теней
И что в воспоминаниях вчерашних
Блуждать придется очень много дней.

До новой встречи будет путь не ближний
Отринь скорее прошлое свое.
Бывает, не хватает целой жизни
Понять душой, что вот оно- твое!

Услышьте все, кому печаль знакома!
ЛЮБИМЫХ НЕ ТЕРЯЙТЕ НИКОГДА!
Любимые уходят не из дома,
Они ИЗ НАС уходят навсегда…

© Автор неизвестен

[Маno]

Фракиец, привет ты где?все хорошо?

[smilla]

[Фракиец]

Мне кажется, что осень всё сказала,
Пилюля правды, как всегда, горька.
И мой маршрут от дома до вокзала
Прервался у ближайшего ларька.
Стаканчик с чем-то, чебурек на блюдце
И куча беспардонных голубей
Мне говорят, что надо улыбнуться,
Что будь ты проще – выпей да забей.
Но холодок за шиворотом где-то
И монотонный дождь бубнят, что мы
Уже давно не вспоминаем лето,
А бредим ожиданием зимы.
Всё ближе вечер, всё настырней птицы
И всё противней холодок, а мне б
Понять, что всё-таки кругом творится,
А не крошить для наглой птицы хлеб.
В стаканчике смешались мысли в тесто,
И я иду домой, ларёк кляня,
Что в мусорнице нет пустого места,
Зато его полно внутри меня.

© Д. Купревич

[Фракиец]

Серые глаза — рассвет,
Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены.

Чёрные глаза — жара,
В море сонных звёзд скольженье,
И у борта до утра
Поцелуев отраженье.

Синие глаза — луна,
Вальса белое молчанье,
Ежедневная стена
Неизбежного прощанья.

Карие глаза — песок,
Осень, волчья степь, охота,
Скачка, вся на волосок
От паденья и полёта.

Нет, я не судья для них,
Просто без суждений вздорных
Я четырежды должник
Синих, серых, карих, чёрных.

Как четыре стороны
Одного того же света,
Я люблю — в том нет вины —
Все четыре этих цвета.

Редьярд Киплинг
Перевод К.Симонова